Приключения инженера - Страница 7

В спецшколе я был отличником, долгое время единственным на целую роту (4 взвода по 30 человек). Этому обстоятельству способствовало то, что ко мне за консультацией обращалось много ребят, и с каждым из них я проходил непонятные для него вопросы. Этому тоже научил меня мой батя. Он внушал мне, что надо оказывать помощь всем, кто в ней нуждается, ничего не требуя взамен, тогда, говорил он, и тебе, когда ты окажешься в трудном положении, люди помогут. Как ты к людям, так и они к тебе, и это верно. Потом у нас появился еще один парень, Эдик Иванов, мы с ним сидели на одной парте, и к нему тоже все бегали за консультациями, потому что он тоже был отличником.

В свое время отец внушал мне, что никогда не нужно идти проторенной дорогой, она, конечно, проще, но она и менее эффективна. Надо любой предмет изучить, найти его недостатки, посмотреть, почему они есть (большинство с ними мирится или не замечает) и найти оригинальное решение, позволяющее их исключить. В спецшколе, когда задавали домашнее сочинение, я сначала выяснял, какую тему взяло большинство, и выбирал такую, которую не взял никто.

В 9 классе я написал к экзаменам шпаргалки по истории, хотя знал все наизусть. Так, на всякий случай. Случай представился, и я вытащил шпаргалку на экзамене, и тут же был пойман. Меня с позором выгнали, но после моего хныканья, дали возможность ответить на три билета без подготовки. Я ответил на все вопросы, но мне все равно поставили четверку из принципа. Эта четверка вместе с четверкой по сочинению уже на выпускных экзаменах (я написал пятдесят и шестдесят без мягкого знака) сыграла со мной шутку: меня не отправили, как предполагалось, а Академию Жуковского, а направили в МКОЛВАУС — Московское Краснознаменное Ордена Ленина Авиационное Училище Связи, находящее не в Москве, а в Тамбове, куда я и прибыл в августе 1948 г. вместе с еще 20 такими же орлами из других спецшкол ВВС.

Занятия должны были начаться только в декабре, и перед начальством встал вопрос, что делать с этими, неведомо откуда взявшимися курсантами. На всех перекрестках в училище стояли таблички, повествующие о том, что военные училища должны быть образцом для линейных частей, и за нас взялись со всей страстью. Однако не на таких напали! После спецшколы все эти строевые занятия нам показались семечками, никто не ныл, и все ждали, чем все это кончится. Кончилось все это скоро, так как училищу на зиму нужны были дрова. Тут выяснилось, что из других лиц — солдат и курсантов уже сформирован взвод штрафников, которые как раз и пригодились для выполнения этого почетного задания. Нас присоединили к этому взводу, и мы поехали в Пичкиряево — поселок на краю Тамбовской области по соседству с Мордовией.

Я с удовольствием вспоминаю это время, оно оказалось очень поучительным. Штрафники оказались очень неплохими и вполне компанейскими ребятами, попавшими в штрафники по невыдержанности характера. Один нахамил командиру, другой не нахамил, но запустил в своего командира чернильницей, а третий дал своему начальнику по морде за то, что тот непочтительно отозвался о его девушке, и т. д. Но здесь на свободе качать права было не перед кем. Один из штрафников учил меня электротехнике по учебнику, за которым я съездил в библиотеку города Сасово за 40 км.

Нами командовал капитан, с которым у всех сложились вполне нормальные отношения, хотя и без всякого панибратства. Нашей задачей было съездить два раза в день на студебеккерах в мордовский лес за 40 км, нагрузить там машины дровами и затем разгрузить их на станции, что мы и делали вполне добросовестно. Для меня это было тяжеловато, т. к. дрова представляли собой бревна длиной по два метра и диаметром от 15 до 25 см. Погрузка заключалась в том, что надо было перекантовать бревно из делянки к машине, ставя его «на попа», т. е. беря его снизу, затем перехватывая на грудь и бросая его в направлении машины. А уж на машину его грузило несколько человек. Короче говоря, я надорвался, что и было определено по некоторым не литературным признакам. Тогда меня определили ночью дежурить на автостоянке, чтобы никто не увел машины, а днем дежурить на кухне, следя за раскладкой и за поварами, тоже штрафниками, которые как раз к этому времени успели провороваться: они куда-то растранжирили мясные консервы, полученные на всю команду, это было обнаружено специальной комиссией.

Должен пояснить, поскольку не все это знают, что в армии существуют «мясные» дни, когда в супе должно иметься мясо, и существуют «постные» дни без мяса. Однажды, именно в «мясной» день выяснилось, что консервы кончились, и суп подан без мяса. Я всегда обедал вместе со своим взводом, все миски были наполнены, и тут кто-то обнаружил, что в супе мяса нет. Дежурного, то есть меня послали к поварам за разъяснением. Повара сказали, что мяса нет, делайте что хотите. Тогда мы не будем есть, заявили все, и меня послали к капитану докладывать ситуацию. А у капитана сидел ревизор-майор, который только что обнаружил нехватку 300 кубометров дров на станции и разносил капитана за недогляд. Позже выяснилось, что наши шоферы, тоже штрафники, по дороге на станцию заворачивали в мордовские деревни и за умеренное количество продуктов сбрасывали им часть груза. Вот тут я и явился.

— Товарищ майор, — произнес я, — разрешите обратиться к товарищу капитану!

— Обращайтесь, — разрешил майор.

— Товарищ капитан, — доложил я. — Ребята прислали меня сказать вам, что они отказываются рубать!

— Что такое «рубать»? — спросил капитан.

— Отказываются есть, — пояснил я.

— Почему? — поинтересовался майор.