— Уже проведено 23 полета, и все зря, — продолжал Виталий Николаевич. — Сегодня я своей властью останавливаю это безобразие. Полетов больше не будет до тех пор, пока ты, отвечающий за бортовые вычислители в нашем институте, не найдешь, в чем дело. Даю тебе сроку две недели и 500 рублей премии для тех, кто найдет неисправность. Бери, кого считаешь нужным, делай, что хочешь, но чтобы через две недели комплекс был в порядке. Понял?
Понял, конечно, чего уж тут не понять. Только не понял, что мне делать. Ему хорошо — дал команду, и все заботы. А сам-то уже два десятка совещаний провел на эту тему, и все без толку. А теперь давай, решай за две недели. Что решай, как решай? Однако что-то делать надо.
Проклиная всех начальников, разработчиков и высотный отказ, я пригласил к себе тепловиков:
— Давайте, приходите и записи свои приносите, небось, это ваши температуры скачут!
Тепловики явились и показали записи. Нет, не скачут температуры.
— Ладно, мужики, — сказал я. — Похоже, что вы тут ни при чем. Однако сидите на своих местах и не вздумайте сбежать в командировку. Потому что вдруг это все-таки вы!
То же самое пришлось сказать и вибрационщикам, и электрикам. Никто из них, похоже, не виноват. Но ведь кто-то же виноват! Кто? Придется сходить на самолет.
На самолете два техника — симпатичные мальчики Гена и Коля с чем-то возились.
— Здравствуйте, молодцы! — поздоровался я. — Как полеты?
— Нету полетов! — буркнули Гена и Коля. — Остановились полеты.
— Что же это? — удивился я. — У вас все так хорошо шло!
— Хорошо, да не очень, — вздохнули техники. — Отказ у нас в аппаратуре. Высотный.
— Ай-ай-ай! — посочувствовал я. — А что это за прибор такой кругленький?
— Нешто не знаете, это высотомер, он входит в состав СВС — системы воздушных сигналов. Высоту показывает.
— Хороший прибор, — похвалил я. — Без него летчику труба. Ну и что, исправен? Когда проверяли?
— Исправен, конечно. Проверяли недавно, в прошлом году в соответствии с регламентом. У него, правда, один потенциометр оборван, но это пустяки, это ни на что не влияет.
— Какой потенциометр? — насторожился я. — Не тот ли это потенциометр, сигнал от которого идет в бортовой вычислитель?
— Он самый, — подтвердили Гена и Коля. — Ну и что?
— Как что? — на этот раз мое изумление было неподдельным. — У вас высотный отказ, связанный с вычислителем, вы об этом знаете, высотомер неисправен, а вы и в ус не дуете! У вас что, нет других высотомеров, исправных?
— Ну, как же! — воскликнули Гена и Коля. — У нас все есть. Вот они лежат на полке, целых три штуки, и все исправны.
— Ага! — догадался я. — Заменить, наверное, прибор трудно, нужно много времени, нужны приспособления, вам вдвоем это сделать не по силам?
— Еще чего, — обиделись Гена и Коля. — Для нас это сущие пустяки, за 20 минут сменим, если надо.
— Надо, мальчики, надо, — заверил их я. — Давайте-ка, я номерок прибора запишу. Сейчас обед. Бог с вами, идите кушать. Но если завтра к утру этот прибор не будет заменен на исправный, то все 23 полета, которые мы загубили по вашей милости, я спишу на вас. По 11,5 полетов на каждого. Я доступно объясняюсь?
— Доступно, — пожали плечами молодцы. — И нечего тут шуметь. Давно бы сказали, давно бы и заменили высотомер. Экое дело!
— Хорошо, ребята, — согласился я. — Утречком поглядим. А чего это у вас вон тот кабель болтается, как бельевая веревка на ветру? У вас, наверное, нет ленты-запонки?
— Есть, — заверили ребята. — Вон в углу лежит рулон ленты и коробка с запонками стоит. Так что, кабель прибортовать, что ли?
— Сделайте одолжение, прибортуйте. Это, конечно, не высотный отказ, но все же, зачем ему, бедняге, болтаться?
А я пока пошел дальше.
Наутро выяснилось, что высотомер заменен и кабель прибортован. Однако надо было посмотреть и другие звенья. И я пошел к вычислительщикам.
— Здорово, Акимыч! — встретили меня вычислительщики. — Что это ты повадился к нам?
— Как живете, друзья? — поинтересовался я. — У вас, говорят, все еще высотный отказ не устранен, правда?
— Правда, — подтвердили друзья. — Вот сидим и думаем, заменять ли арифметическое устройство в машине или нет. С одной стороны, вроде бы с ним все в порядке. С другой, помнится, на испытаниях в барокамере что-то там барахлило. А вот исправили или нет, мы не помним.
— Замените, замените, — развеял я их сомнения. — Ведь есть же у вас комплект, который не барахлил в барокамере? Чего мучиться?
— Есть, — успокоили меня вычислительщики. — Но надо сначала доказать, что это надо делать.
— Это еще зачем?
— Как зачем, а вдруг это устройство ни при чем, а мы будем его менять?
— А как это можно доказать?
— Полетать бы надо, — сказали вычислительщики. — Попробовать то, се. А там посмотрим.
— Спасибо, дорогие, — поблагодарил я. — Полетов пока не будет. Так что ваш научный метод отпадает. Замените-ка свое АУ — арифметическое устройство на другое, а там будет видно, оно виновато или что еще. У вас есть к нему контрольная аппаратура?
— Есть, вот она стоит.
— Вот и хорошо. Ставьте это АУ в барокамеру, полетаем с ним в барокамере. С понедельника приступим. А пока оборудуйтесь.
И я пошел дальше.
Вот в таких душеспасительных беседах мною было обнаружено 10 (десять) известных неисправностей. Каждая служба про них знала, но помалкивала, надеясь, что именно она тут ни при чем. А после того, как всем службам стало ясно, что от устранения этих неисправностей отвертеться не удастся, они занялись ими. Все десять неисправностей были устранены в два дня, в назначенный срок полеты были возобновлены, и никаких высотных отказов больше не было. А я полез в барокамеру, так как был старшим, и отвечать ни за кого не хотелось.